Литературная гостиная

«Вот такая правда жизни». Встреча с лауреатом Нобелевской премии Светланой Алексиевич

Центральным событием проходившего в Загребе с 5 по 11 сентября «Фестиваля литературы» стала встреча читателей с лауреатом Нобелевской премии Светланой Александровной Алексиевич. Все 5 книг белорусской писательницы и борца за права человека и демократию художественно-документального цикла «Голоса утопии»: «У войны не женское лицо», «Цинковые мальчики», «Чернобыльская молитва», «Время секонд хэнд» и «Последние свидетели» переведены на хорватский язык.

В зале не было свободного места. Весь читающий Загреб пришел, чтобы послушать человека, который получил Нобелевскую премию, согласно формулировке Нобелевского комитета, «за многоголосое звучание её прозы и увековечивание страдания и мужества».

К сожалению, из полутора часов треть заняли рассуждения модератора, известного хорватского писателя и колумниста Миленко Ерговича, треть – концерт талантливой джаз-исполнительницы, но совершено не нужный с точки зрения траты времени. Из оставшихся минут сорока Светлана Алексиевич в основном отвечала на вопросы, связанные с минской революцией, и всего лишь пара вопросов были непосредственно связаны с ее книгами. Посему, чтобы пополнить картину пребывания нобелевского лауреата в Загребе, пришлось обратиться и к другим источникам – интервью, которые она дала хорватским СМИ.

Можно сказать «спасибо» центральному телевидению, что догадались спросить, почему интервью Алексиевич брала в основном у женщин. А ответ действительно интересен.

По словам Светланы  Александровны, на это повлияло ее послевоенное детство, которое проходило в селе у бабушки, где кроме ее отца и нескольких глубоких стариков, не было ни одного молодого мужчины. Она выросла в женском окружении, видела, как все несли на себе женские руки и женские плечи. Отсюда желание рассказать правду с позиции обычных женщин, открыть миру их страшные судьбы и рассказать, что есть и другая, неофициальная, история, о которой предпочитали молчать во времена СССР.

Интересен и ответ на вопрос, как ей удалось собрать столь богатый материал. Оказалось, что над одной книгой Алексиевич работала 7 лет, а над книгой «Чернобыльская молитва» — 11, а весь цикл «Утопия» писался 35 лет.

Алексиевич:

«Любой мой разговор начинается с того, что я продираюсь через толщу банальности, срываю ее с человека. И это сумасшедшая работа. Иногда целый день сидишь ради пары фраз. Потому что наш человек — заложник своего времени, заложник культуры насилия, ему очень сложно вырваться. Только страдания выносят человека за эти берега.

Я не выясняю отношений со своими героями. Не могу себе это позволить. Я могу только продолжать делать свою работу. Так, как я ее понимаю. Можем ли мы их судить? Что мы знаем о них, о их пределах? А о своих? Сейчас легко быть милыми и пушистыми, а тогда, во время войны… В моих книгах просто нет места моральной оценке. Это невозможно.

У Даниила Гранина и Алеся Адамовича в «Блокадной книге» есть история мальчика. Он пишет: сегодня умерла мама, умер братик, потом сестричка, потом дедушка. Умерли все родные, он остался один в доме. А рядом живет какая-то нехорошая женщина, то ли бандитка, то ли проститутка. И у нее часто пахнет едой, а однажды он даже видел полкотлетки. Она куда-то ушла, и ее не было 2-3 дня. И вот он в письме долго обсуждает, взять ее или не взять, — видимо, перед смертью, потому что письмо обрывается. Можно ли взять еду у ужасной женщины, противной всем его убеждениям? Я-то убеждена, что поставить жизнь и котлетку на одни весы нельзя ни при каких условиях. Но это я и сейчас.

Чтобы по-новому услышать, надо по-новому спросить. И быть очень дружески настроенным, потому что у каждого человека есть своя тайна. То, что он никому не рассказывает, — ни друзьям, ни родным. И иногда мне даже признаются: «Господи, я это не то что никому не говорил — я не думал, что это помню!»

Я же немножко психотерапевт. Мне можно рассказать что угодно. Испугать меня сложно, цензуры у меня нет. Цензурой может быть только мое собственное незнание — когда я не догадываюсь, что человек может быть таким. Или что можно копать дальше в этом направлении и на что-то наткнуться. Иногда из-за усталости я готова наткнуться на саму себя и этим удовлетвориться.

Нет, мир не так легко познаваем. Его нельзя взять силой. И я, к сожалению, не суперженщина. Я просто сажусь и говорю обо всем на свете, без подготовленных вопросов. Случайное течение разговора обеспечивает большую свободу. Ты больше готов к неожиданностям, готов принять чужой поворот мыслей. Разговор может уйти в совершенно неожиданную сторону. Если жестко выспрашивать, какая-то часть жизни для тебя просто не откроется.

Вот такая правда жизни. Просто надо ее подать так, чтобы не оттолкнуть читателя. Понимаете, в рассказывании ужасов есть предел, после которого ты просто не будешь читать. Это очень важно. У меня нет и не было задачи собрать побольше кошмаров. У нас просто такая история, что зайди буквально в любую семью и услышишь такое.

Надо найти очень сложный баланс, рассказывая такие вещи. Соцреалисты гнули в одну сторону, в идеализацию. А реальный человек, к сожалению, вовсе не так хорош. Как говорил Мамардашвили, человек — та еще скотинка. Его страдания, как и его падение, многомерно. Тот мальчик, спасшийся от расстрела, потом в составе партизанского отряда будет поджигать семью полицая в его собственном доме. Это что-то вроде бабелевской «Конармии» — предельная жестокость. Важно рассказывать обо всем. И все-таки при этом важно остаться на стороне добра. Не просто сообщать про кошмар жизни.

Я 40 лет прожила в полицейском государстве, а потом пришел 91 год, и я хорошо помню, как мы были счастливы, кричали «свобода», «демократия», мы кричали слова, смысла которых не понимали, мы не могли их наполнить исторической памятью, ни у наших родителей, ни тем более у нас не было того материала, которым бы мы могли это наполнить».

Светлану Алексиевич иногда упрекают, что в ее книгах нет «ее голоса». Этот вопрос повторил и Ергович, на что получил ответ:

«Если внимательно читать мои книги, то можно услышать мой голос в монологах моих героев. Это ведь именно я выбираю их, даю им возможность выговориться, облекаю слова в форму. Меня упрекают, что у меня нет сюжета. Да, это не сюжет как в «Войне и мире», мой сюжет расходится концентрическими кругами, расширяясь от центра, вбирая новых и новых персонажей.

Это именно то, чем я занимаюсь, — даю каждому выговориться. Мне часто говорят, что меня мало в моих книгах, а я всегда отвечаю, что рядом с таким материалом любой текст проиграет. Будешь ли ты рядом с ними умничать или перед ними преклоняться — все равно не окажешься им равен. И только поставив эти разные правды рядом, можно получить совершенно новый текст, который вы сами не сделаете. Неважно, умный вы или глупый, — эти пересечения может сделать только живая жизнь».

Был на встрече затронут и вопрос «обыденного» героизма. Ведущий говорил о книге «Чернобыльская молитва», о семи работниках электростанции, которые вручную закрыли шлюзы с водой и ценой своих жизней практически спасли Европу от ужасающего взрыва. Кто сегодня в Европе знает их имена, знает об их геройстве?

Алексиевич: «Что вообще можно назвать героизмом? Вот вам пример. Я ездила в Чернобыльскую зону вместе с журналистами из Японии и Германии. Местные жители, которые решили остаться в своих домах, встретили нас радушно. Много с нами общались, а потом пригласили нас в дом отдохнуть и перекусить. Японские журналисты достали свои бутерброды и термоса и стали есть. Учитывая, что мы находились в зоне радиации, это было разумно, но я представила себе, как они, эти простые женщины, готовились к нашему приезду, как это готовили на свою скудную пенсию, и я ела. А ведь у меня тогда была маленькая дочь, что будет, если со мной что-то произойдет? Это героизм? Понятие героизма вообще весьма растяжимо. Героизм можно встретить на каждом шагу, а оказывается, что человек просто добросовестно делает свою работу».

О том, что она описывает в своих книгах:

«Это параллельная история, это не история нации и народа, как ее учили в школьных учебниках, это история, которую написали живые свидетели. Я это называю необработанная. Дело в том, что люди с образованием в больше мере подвержены обработке, они думают и говорят так, как «правильно». Простые деревенские люди необработанные, они говорят о том, что сами пережили и в основном не умеют выдумывать и приукрашивать. Естественно, многие из образованных людей живут сознательно. Они  способны себя защитить, способны понимать, что происходит вокруг. А большинство людей просто несет потоком, и они живут в банальности».

Самую лучшую оценку этой встречи со Светланой Алексиевич дала Мария Хаирова в своем блоге на Фейсбуке:

«На встречу я пошла, чтобы постараться понять и посмотреть своими глазами на эту женщину. К сожалению, ведущий с хорватской стороны был ужасен, задавал полностью не нужные вопросы, замолкал на полфразы и вообще производил впечатление пьяного человека.

Светлана Алексиевич и внешне такая же, как ее книги, простая, непритязательная, с тихим голосом. Её слова не взрывали мозг, не заставляли задуматься о смысле жизни. Всё очень приглушенно, спокойно.

Основные вопросы были, к сожалению, про Лукашенко и белорусскую революцию. Ничего нового по этой теме Светлана сказать не могла, тут и так всё понятно.

Последний вопрос меня порадовал. О том, будут ли книги с её голосом, где слышен автор, а не многочисленные свидетели. И ответ мне был интересен. Алексиевич вспомнила своего ментора Адамовича, который писал о блокаде. Там авторские комментарии к свидетельским заметкам казались лишними. Ничего не может быть сильнее слов человека, который это пережил (или не пережил, но успел записать). И тут я очень согласна. Писательница рассказала, что она встречается с сотнями людей, озлобленными, сломленными, сильными и слабыми, и их слова пропускает через себя, создавая структуру книги так, что это и получается ее, авторский, комментарий. Так создана и "Чернобыльская молитва", и "Цинковые мальчики".

А я под впечатлением нескольких её последних слов купила книгу "Время секонд хэнд. Конец красного человека".

И уже прочитала половину. Это книга о нас с вами. О нас, о наших соседях, друзьях, родителях. О последней исчезающей популяции хомо советикус. Советский человек — это единственное, что осталось от развалившегося Советского Союза, новый тип людей, выведенный за 70 лет огромного эксперимента. Теперь мы все живем в разных государствах, говорим на разных языках, но нас ни с кем не спутаешь, узнаешь в толпе.

Несколько лет Алексиевич ездила по всему бывшему СССР и собирала эти рассказы. Как она пишет во введении, мы не похожи на других людей: у нас свой словарь, свои представления о добре и зле, о героях и мучениках. Конечно, тут нет ничего нового, она не открывает нам нечто неведомое. Но интересно прочитать систематизацию, так сказать, нашей жизни.

О том, как по-разному мы понимали свободу, как были не готовы, как до сих пор не знаем, что с ней делать. И наши дети, выросшие на другой планете, уже не так пугаются социализма/коммунизма, да и мы сами многое переоценили, изменились с того времени конца 80-х, когда свобода опьяняла, а лозунги вызывали отрыжку.

Алексиевич выделяет 4 поколения хомо советикуса: сталинское, хрущевское, брежневское и горбачевское. Мы были тем, последним. Идеи коммунизма уже истрепались, пассионарность, а вместе с ней и колоссальные жертвы, ушла, было постное время кремлевских старцев. И для нас крах идеи был ожидаемым и желанным. Но мы не знали, что и как делать после него.

На смену устаревшим лозунгам пришла идея наживы, бездуховности, денег с одной стороны и обнищания с другой. Люди перестали читать книги, беседовать на кухнях о смысле жизни, потому что смыслом жизни стали заработки.

За 20 лет дикого капитализма выросшее новое поколение сформировало запрос на Советский Союз. На культ Сталина, на сильную руку. И Путин прекрасно это чувствует и отвечает на этот запрос общества. Идёт откат назад, стала модной советская символика, Сталин популярен среди молодежи.

Собирая свои свидетельства нашей с вами советской жизни, Алексиевич оставляет нам воспоминания о том, как всё было. Как мы чувствовали, жили, мечтали. И сравнивает за нас с тем, что стало.

Нет, это совсем не ностальгия. Но и отбрасывать полностью всё, что было в СССР, тоже не стоит.

Пару цитат:

«Кухня у нас — это не только место для приготовления пищи, это и столовая, и гостиная, и кабинет, и трибуна. Место для коллективных психотерапевтических сеансов. В девятнадцатом веке вся русская культура жила в дворянских усадьбах, а в двадцатом — на кухнях.

Полстраны мечтает о Сталине…Если полстраны мечтает о Сталине, то он обязательно появится, можете не сомневаться.

Мое поколение выросло с папами, которые вернулись или из лагерей, или с войны. Единственно, о чем они могли нам рассказать, так это о насилии. О смерти. Они редко смеялись, много молчали. И пили… пили… В конце концов спивались.

В 1991 году было счастливое время! Мы верили, что завтра, буквально завтра начнется свобода. Начнется из ничего, из наших желаний.

Нам казалось, что свобода — это очень просто. Прошло немного времени, и мы сами согнулись под ее бременем, потому что никто не учил нас свободе. Учили только, как умирать за свободу.

И вот она. Такую ли мы ее ждали? Мы были готовы умереть за свои идеалы. Драться в бою. А началась чеховская жизнь. Без истории. Рухнули все ценности, кроме ценности жизни. Жизни вообще.

Свобода оказалась реабилитацией мещанства, Свободой его величества потребления. Тоска об идеале осталась... Я описываю не идею как таковую, а метафизическую трагедию человеческой жизни, которая оказалась в этих жерновах.

Народ пошел в церковь, потому что стало страшно!»

Можно ли к этому что-то добавить?

18 сентября 2021г.

 Главная     Наверх      Версия для печати

Аланка Урарти. Поедем в Цветлин. Часть вторая. ПРИДИ В МОЙ ДОМ читать далее...

Аланка Уртати. ПОЙДЕМ В ЦВЕТЛИН! Часть первая. ПЕРВОПРИЧИНА ЦВЕТЛИНА Аланка Уртати — писательница из Осетии Татьяна Васильевна Андреева, взявшая фамилию матери-осетинки как литературное имя. «Поедем в Цветлин!» — утопия, выдуманная автором: райское место в Хорватии, куда съезжаются измученные современными реалиями люди, чтобы жить вдали от денег, войн и властей, и как нельзя более актуально сегодня. читать далее...

МИСТИЧЕСКИЙ МОНОЛОГ АНДРЕЯ МИРОНОВА "Мы мучимся над мелкими, никому не нужными проблемами, мы тратим наши мысли и чувства впустую, мы от рождения смотрим себе под ноги, только под ноги. Помните, как с детства нас учат: «Смотри себе под ноги… Смотри не упади…» Мы умираем, так ничего и не поняв: кто мы и зачем мы здесь. читать далее...

Анна Хорват. Рождественский бал елочных игрушек Однажды в канун Рождества произошло необыкновенное событие. читать далее...

Ирина Хутинец. "Мусь-Мяу" Муся влетела в наш дом с громким «Мяу!». Шустрые янтарные глазки быстро пробежали по своим будущим владениям и остановились на кошачьем домике. Пушистый комочек юркнул в круглое отверстие и слился с белой подстилкой. читать далее...

ТОТАЛЬНАЯ КЛОУНАДА, или Асисяй и другие "Лицедеи" Записки из жизни клоунов написала Ирина Терентьева, жена одного из лицедеев Май Михалыча, Николая Терентьева. читать далее...

Марика Агабекян Города моей любимой Черногории можно описать так же, как и людей. У каждого из них свой характер, свои пристрастия, капризы и предпочтения. читать далее...

Николай Воронцов ПАМЯТИ ЛАРЫ УРБАН Звуки голоса Лары все еще бродят над Петербургом и Одессой, ее имя осталось на изданных книгах, улыбка на фотографиях, мысли о ней в кругу близких людей, с кем она себя чувствовала спокойно и хорошо. «Порядочность ценится только порядочными людьми», – любила она повторять! читать далее...

«Тебе, Россия, посвящаю...» Группа Культура КСОРС Хорватия пригласила всех желающих принять участие в творческой акции, посвященной Дню России - попробовать себя в роли поэта и сердечно, простым языком, передать всю палитру ощущений, которые посвящены красотам, величию и любви к родной земле, имя которой — Россия. читать далее...

«Женщины Великой Отечественной войны» В нашем журнале есть традиция в номере, который выходит в период празднования Дня Победы давать материалы, которые рассказывают о неконвенциональных темах, связанных с Великой Отечественной Войной. В своей книге «Женщины Великой Отечественной войны» Нина Петрова рассказывает о женщинах, вернувшихся с войны. Эту завесу приоткрыли только в 90-х годах. читать далее...

Татьяна Лукина. Русский мир Мюнхена до «Перестройки» С русским миром Мюнхена я по-настоящему столкнулась, прожив здесь уже несколько лет. Вначале круг моих знакомых, не считая родственников, состоял из немецких коллег по работе в кино и однокурсников по мюнхенскому университету. И только по окончании четвертого семестра театроведческого факультета, в гостях у одного французского кинопродюсера я познакомилась с Николаем Воронцовым – сегодняшним распорядителем мюнхенского фонда композитора Александра Глазунова, который и ввел меня в русский мир Мюнхена начала 80-х годов 20-го столетия. читать далее...

Есения Булулукова. Где родился, там и пригодился? Привет! Меня зовут Булулукова Есения, я переводчик, и 2 года назад мной было принято решение переехать на постоянное место жительство в Хорватию. И, казалось бы, это же Хорватия! Адриатическое море! Солнце! Морепродукты! Изобилие фруктов! Но... Не стоит путать туризм с постоянным местом жительства. читать далее...

< Предыдущая  |  Следующая >

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 |